Анна Давидович

Нейропсихолог, кандидат психологических наук, доцент

Анна Давидович

Нейропсихолог, кандидат психологических наук, доцент
Есть разница между психиатрическим, неврологическим, нейропсихологическим, психологическим, педагогическим диагнозами. Хотя вроде все эти специалисты пытаются описать, оценить, объяснить одну и ту же реальность – ребенка и его ментальное здоровье/нездоровье.

Но каждый смотрит на ситуацию под своим углом. К примеру, психиатрический диагноз зачастую именно описательный: специалист проводит скрининговую диагностику, фиксирует симптомы (дефициты), классифицирует их в какой-либо синдром .Невролог определяет и характеризует «поломку» в работе центральной нервной системы ребенка. Нейропсихолог же апеллирует к понятию «функция».

Нейропсихолог наблюдает и анализирует особенности поведения, движения, психической деятельности ребенка в целом. И пытается это увязать с особенностями функционирования его центральной нервной системы.

Нейропсихолог пытается объяснять и компенсировать с помощью своей работы именно те феномены, которые связаны с нарушением (сбоем, дисфункцией) работы головного мозга ребенка. Важно, что нейропсихолог «заточен» на то , чтобы оценить и задействовать ресурсы самого ребенка.
Есть разница между психиатрическим, неврологическим, нейропсихологическим, психологическим, педагогическим диагнозами. Хотя вроде все эти специалисты пытаются описать, оценить, объяснить одну и ту же реальность – ребенка и его ментальное здоровье/нездоровье.

Но каждый смотрит на ситуацию под своим углом. К примеру, психиатрический диагноз зачастую именно описательный: специалист проводит скрининговую диагностику, фиксирует симптомы (дефициты), классифицирует их в какой-либо синдром. Невролог определяет и характеризует «поломку» в работе центральной нервной системы ребенка. Нейропсихолог же апеллирует к понятию «функция».

Нейропсихолог наблюдает и анализирует особенности поведения, движения, психической деятельности ребенка в целом. И пытается это увязать с особенностями функционирования его центральной нервной системы.

Нейропсихолог пытается объяснять и компенсировать с помощью своей работы именно те феномены, которые связаны с нарушением (сбоем, дисфункцией) работы головного мозга ребенка. Важно, что нейропсихолог «заточен» на то , чтобы оценить и задействовать ресурсы самого ребенка.

Ведь как-то до встречи с этим специалистом ребенок жил, как-то компенсировал эти свои «недостатки»?

Ведь как-то до встречи с этим специалистом ребенок жил, как-то компенсировал эти свои «недостатки»?
Можем ли мы это использовать? Как оптимизировать, помочь нервной системе ребенка отстраиваться? Да, нейропсихолог пытается объяснить феномены развития ребенка, варианты отклонений от нормы с точки зрения функционирования нервной системы.
Можем ли мы это использовать? Как оптимизировать, помочь нервной системе ребенка отстраиваться? Да, нейропсихолог пытается объяснить феномены развития ребенка, варианты отклонений от нормы с точки зрения функционирования нервной системы.

Что такое аутизм

Что такое аутизм

Если говорить об аутизме, то мы погружаемся в область догадок и предположений. Есть множество версий и попыток объяснить, как функционирует нервная система ребенка при РАС (Расстройства аутистического спектра).

Важное отступление: прогрессивные родители и специалисты осмысляют проблему аутизма именно как проблему особого состояния ребенка, связанного с дисфункцией в работе ЦНС (центральной нервной системы). Когда мы говорим, что РАС – это заболевание, то попадаем в ловушку: ведь аутизмом нельзя переболеть и выздороветь, его нельзя вылечить. Но, если мы будем относиться к аутизму не как к тому, что надо вылечить, а начнем рассматривать это как совокупность феноменов, которые мы хотим компенсировать, минимизировать, научиться с ними взаимодействовать, то и задачи становятся более локальными, реальными и понятными.


Приведу пример. Родители, только столкнувшиеся с диагнозом РАС, как правило, переживают по поводу речи: «Он же будет говорить?». Очень их в этом понимаю. Ведь речь – это способ связи
с миром. Мучительно не понимать, что думает, чувствует, хочет твой ребенок. Проходит время,
у ребенка появляется речь, но она часто вовсе не такая, как ожидалось: ребенок не использует ее для коммуникации, много эхолалий (неконтролируемых автоматических повторений слов, услышанных
в чужой речи), речевых штампов, стереотипий.

Вроде как речь есть, но состояние никуда не делось. Сохраняется проблема контакта и коммуникации. Если мы попытаемся взглянуть на проблему речи у ребенка с РАС именно как на проблему коммуникации, тогда и задачи вырисовываются совсем другие. Не просто научить ребенка артикулировать, а «зажечь», пробудить потребность в совместности, взаимодействии. Если будет это, то будут и средства коммуникации, возможно, и речь тоже.

Если говорить об аутизме, то мы погружаемся в область догадок и предположений. Есть множество версий и попыток объяснить, как функционирует нервная система ребенка при РАС (Расстройства аутистического спектра).

Важное отступление: прогрессивные родители и специалисты осмысляют проблему аутизма именно как проблему особого состояния ребенка, связанного с дисфункцией в работе ЦНС (центральной нервной системы). Когда мы говорим, что РАС – это заболевание, то попадаем в ловушку: ведь аутизмом нельзя переболеть и выздороветь, его нельзя вылечить. Но, если мы будем относиться к аутизму не как к тому, что надо вылечить, а начнем рассматривать это как совокупность феноменов, которые мы хотим компенсировать, минимизировать, научиться с ними взаимодействовать, то и задачи становятся более локальными, реальными и понятными.


Приведу пример. Родители, только столкнувшиеся с диагнозом РАС, как правило, переживают по поводу речи: «Он же будет говорить?». Очень их в этом понимаю. Ведь речь – это способ связи с миром. Мучительно не понимать, что думает, чувствует, хочет твой ребенок. Проходит время, у ребенка появляется речь, но она часто вовсе не такая, как ожидалось: ребенок не использует ее для коммуникации, много эхолалий (неконтролируемых автоматических повторений слов, услышанных в чужой речи), речевых штампов, стереотипий.

Вроде как речь есть, но состояние никуда не делось. Сохраняется проблема контакта и коммуникации. Если мы попытаемся взглянуть на проблему речи у ребенка с РАС именно как на проблему коммуникации, тогда и задачи вырисовываются совсем другие. Не просто научить ребенка артикулировать, а «зажечь», пробудить потребность в совместности, взаимодействии. Если будет это, то будут и средства коммуникации, возможно, и речь тоже.

Итак, вернемся к теме особенностей работы ЦНС при аутизме. Очень сложно сделать научное исследование этой проблемы. Почему так? Мы всегда застаем ребенка уже с проблемой РАС, уже
в этом состоянии. А понимаем, что это аутизм, потому что уже есть симптомы.

Мы видим особое функционирование сенсорных систем: специфику в восприятии, переработке сигналов из внешнего мира. Мы фиксируем особенности функционирования вегетативной нервной системы, нарушение витальных функций.

Тут перед нами возникают важные вопрос: у ребенка РАС, потому что его нервная система работает как-то не так? Можно ли было заметить это раньше? Почему до определенного момента все относительно благополучно, а потом начинает проявляться? Вопросов тут больше, чем ответов.
Итак, вернемся к теме особенностей работы ЦНС при аутизме. Очень сложно сделать научное исследование этой проблемы. Почему так? Мы всегда застаем ребенка уже с проблемой РАС, уже в этом состоянии. А понимаем, что это аутизм, потому что уже есть симптомы.

Мы видим особое функционирование сенсорных систем: специфику в восприятии, переработке сигналов из внешнего мира. Мы фиксируем особенности функционирования вегетативной нервной системы, нарушение витальных функций.

Тут перед нами возникают важные вопрос: у ребенка РАС, потому что его нервная система работает как-то не так? Можно ли было заметить это раньше? Почему до определенного момента все относительно благополучно, а потом начинает проявляться? Вопросов тут больше, чем ответов.

Аутизм – это поражение мозга?

Аутизм – это поражение мозга?

Если говорить о работе нервной системы ребенка с РАС, то речь идет не о поражении, а именно
о дисфункции.

Органическое поражение – это… Есть группа нейронов или нейрон, которые по каким-то причинам погибли. Вот представьте себе зеленую полянку, а в одном месте травы нет, выжженное пятно. Это
и есть пораженный участок мозга. Причем это может случиться на разных этапах развития нервной системы: начиная от периода закладки нервной трубки до финальной стадии эмбрионального развития.

Ребенок появляется на свет. Можем ли мы увидеть и оценить последствия органического поражения? И когда это сделать: сразу как он родился, в период новорожденности, до года? Вовсе нет.
Если говорить о работе нервной системы ребенка с РАС, то речь идет не о поражении, а именно о дисфункции.

Органическое поражение – это… Есть группа нейронов или нейрон, которые по каким-то причинам погибли. Вот представьте себе зеленую полянку, а в одном месте травы нет, выжженное пятно. Это и есть пораженный участок мозга. Причем это может случиться на разных этапах развития нервной системы: начиная от периода закладки нервной трубки до финальной стадии эмбрионального развития.

Ребенок появляется на свет. Можем ли мы увидеть и оценить последствия органического поражения? И когда это сделать: сразу как он родился, в период новорожденности, до года? Вовсе нет.
Часто последствия поражения доходят до нас, как свет далекой звезды: приходит время, тот или иной участок мозга начинает быть востребованным (к примеру, ребенок должен начать различать звуки речи и артикулировать их). Но участок мозга свою миссию выполнить не может. И тогда врач фиксирует, что наблюдаемая картина является «последствиями раннего органического поражения ЦНС».

Возникает вопрос: почему не провести диагностику при рождении и не увидеть, какие именно группы нейронов погибли, погибли ли они вообще? Все не так просто. Мозг ребенка существенным образом отличается по своей организации от мозга взрослого.

Кроме того, мозг ребенка настолько пластичен, что, когда одни нейроны гибнут, другие группы нейронов пытаются взять их функции на себя. Известно множество интересных фактов: человек прожил жизнь, нормально функционировал и потом совершенно случайно узнал о существенном дефиците органической природы. А мозг так сработал, что компенсировал эту недостачу, грамотно распорядился ресурсами.

У ребенка с органическим поражением центральной нервной системы мы тоже можем видеть аутистические феномены, например, аутостимулирующее поведение, отсутствие речи. Тут важно понять, что первично. Это тонкая дифференциальная диагностика, как раз ей и должен заниматься нейропсихолог в команде с другими специалистами. Почему это важно? Если первично органическое поражение, то по-другому расставляются приоритеты в коррекционной работе, первоочередные задачи другие, чем при классическом варианте РАС.

Часто последствия поражения доходят до нас, как свет далекой звезды: приходит время, тот или иной участок мозга начинает быть востребованным (к примеру, ребенок должен начать различать звуки речи и артикулировать их). Но участок мозга свою миссию выполнить не может. И тогда врач фиксирует, что наблюдаемая картина является «последствиями раннего органического поражения ЦНС».

Возникает вопрос: почему не провести диагностику при рождении и не увидеть, какие именно группы нейронов погибли, погибли ли они вообще? Все не так просто. Мозг ребенка существенным образом отличается по своей организации от мозга взрослого.

Кроме того, мозг ребенка настолько пластичен, что, когда одни нейроны гибнут, другие группы нейронов пытаются взять их функции на себя. Известно множество интересных фактов: человек прожил жизнь, нормально функционировал и потом совершенно случайно узнал о существенном дефиците органической природы. А мозг так сработал, что компенсировал эту недостачу, грамотно распорядился ресурсами.

У ребенка с органическим поражением центральной нервной системы мы тоже можем видеть аутистические феномены, например, аутостимулирующее поведение, отсутствие речи. Тут важно понять, что первично. Это тонкая дифференциальная диагностика, как раз ей и должен заниматься нейропсихолог в команде с другими специалистами. Почему это важно? Если первично органическое поражение, то по-другому расставляются приоритеты в коррекционной работе, первоочередные задачи другие, чем при классическом варианте РАС.

Нейрон жив но работу не выполняет.

Нейрон жив но работу не выполняет.

При РАС мы имеем другой вариант нарушений в работе нервной системы. Здесь имеет место нарушение функций. Если говорить очень упрощенно, то нейрон жив, но он свою работу не выполняет.

Что из себя представляет «работа» нейрона? Нейроны объединены в нейронные сети и передают друг другу нервные импульсы. Например, я дотронулась пальцем до стола, и нервный импульс побежал по цепочке в головной мозг, и я получила ощущение прикосновения и восприятие: «я трогаю поверхность стола».

Процесс передачи нервного импульса осуществляется с помощью химических веществ. Если функция нарушена, то какой-то нейрон или целая группа нейронов, либо не принимает импульс, либо не передает. Другими словами, такой нейрон не хочет дружить с соседними нейронами. Вот и получается: нейрон жив, но свою функцию, работу он не делает. Это и есть дисфункция.

Существуют три конкурирующие версии, которые пытаются объяснить, где именно, в какой зоне мозга человека с РАС эти нейроны «ленятся»: гипотеза о нарушении центрального связывания,
о нарушении регуляторной функции и о дисфункции лимбической системы.

Только все эти гипотезы не отвечают на глобальный вопрос: почему все это произошло. Почему, черт возьми, этот нейрон отказывается работать? Что-то не так со всем этим биохимическим балансом
в организме, со звеньями цепи, которая обеспечивает передачу нервного импульса? Почему не так?

Я твердо уверена, что нельзя дать однозначный и конкретный ответ на вопрос «Почему?». Современный и вдумчивый, очень симпатичный мне подход к объяснению феноменов особенностей функционирования психики – это биопсихосоциальный.

Такой подход не говорит, что причина только биологическая или только социальная. Постулируется, что вклад разных факторов имеет влияние и значение. Я уверена, что именно такой подход эвристичен для понимания расстройств аутистического спектра.
При РАС мы имеем другой вариант нарушений в работе нервной системы. Здесь имеет место нарушение функций. Если говорить очень упрощенно, то нейрон жив, но он свою работу не выполняет.

Что из себя представляет «работа» нейрона? Нейроны объединены в нейронные сети и передают друг другу нервные импульсы. Например, я дотронулась пальцем до стола, и нервный импульс побежал по цепочке в головной мозг, и я получила ощущение прикосновения и восприятие: «я трогаю поверхность стола».

Процесс передачи нервного импульса осуществляется с помощью химических веществ. Если функция нарушена, то какой-то нейрон или целая группа нейронов, либо не принимает импульс, либо не передает. Другими словами, такой нейрон не хочет дружить с соседними нейронами. Вот и получается: нейрон жив, но свою функцию, работу он не делает. Это и есть дисфункция.

Существуют три конкурирующие версии, которые пытаются объяснить, где именно, в какой зоне мозга человека с РАС эти нейроны «ленятся»: гипотеза о нарушении центрального связывания, о нарушении регуляторной функции и о дисфункции лимбической системы.

Только все эти гипотезы не отвечают на глобальный вопрос: почему все это произошло. Почему, черт возьми, этот нейрон отказывается работать? Что-то не так со всем этим биохимическим балансом в организме, со звеньями цепи, которая обеспечивает передачу нервного импульса? Почему не так?

Я твердо уверена, что нельзя дать однозначный и конкретный ответ на вопрос «Почему?». Современный и вдумчивый, очень симпатичный мне подход к объяснению феноменов особенностей функционирования психики – это биопсихосоциальный.

Такой подход не говорит, что причина только биологическая или только социальная. Постулируется, что вклад разных факторов имеет влияние и значение. Я уверена, что именно такой подход эвристичен для понимания расстройств аутистического спектра.

А прививки влияют?

А прививки влияют?

Я думаю, что прививка выступает так называемым «стресс-фактором». Скажем так, существует определенная предуготовленность, специфика функционирования организма ребенка. Когда ты начинаешь пристально собирать анамнез, то видишь, что тревожные маячки были и до полутора лет (до момента, когда чаще всего дебютирует аутистическая симптоматика).

Прививка (чаще всего это АКДС, которую делают как раз в этот период), любой другой стресс-фактор, например, инфекция, срабатывают как механизм «ключ в замок». Но важно сказать, что это одна из версий объяснения роли прививок.
Я думаю, что прививка выступает так называемым «стресс-фактором». Скажем так, существует определенная предуготовленность, специфика функционирования организма ребенка. Когда ты начинаешь пристально собирать анамнез, то видишь, что тревожные маячки были и до полутора лет (до момента, когда чаще всего дебютирует аутистическая симптоматика).

Прививка (чаще всего это АКДС, которую делают как раз в этот период), любой другой стресс-фактор, например, инфекция, срабатывают как механизм «ключ в замок». Но важно сказать, что это одна из версий объяснения роли прививок.

Подростки с аутизмом или странные взрослые?

Подростки с аутизмом или странные взрослые?

Анна работает исключительно с маленькими детьми, подростки – это не ее профиль. Но из опыта она может ответить на главный вопрос: почему с подростками становиться особенно тяжело?

– Во всех вариантах аутизма есть общая черта – это специфический способ переработки сенсорной информации. То есть анализаторы – зрение, слух, обоняние, осязание, вкусовые рецепторы – у людей с аутизмом перерабатывают информацию иначе.

Маленький ребенок воспринимает мир через вкус и обоняние – берет предметы в рот, нюхает, узнает маму по запаху, трогает предметы. Но человек растет и развивается, и начинает познавать мир преимущественно через дистантные анализаторы – зрение и слух.

Так люди постепенно начинают формировать картину мира: мы узнаем людей, знакомые запахи
и звуки, идентифицируем зрительные образы, они у нас совмещаются с каким-либо словом, знаком, обозначающим этот образ. Я знаю, что стол это стол. Он именно так выглядит, пахнет и даже звучит.

Мы одномоментно обрабатываем информацию, поступающую от разных каналов восприятия, у нас возникает целостный образ: мы одновременно видим, слышим, обоняем, осязаем. Это достаточно сложный, с точки зрения мозгового обеспечения, процесс. От всех периферических рецепторов информация собирается и поступает в мозг.

Уровень ствола головного мозга – это первая ступень обработки информации, перераспределение
и направление ее в корковые отделы. Наиболее сложный уровень анализа – уровень коры головного мозга.

У людей с РАС эта первая ступенька обработки информации в стволе головного мозга, проблемная.
У них наблюдается дисфункция сенсорной интеграции, трудности формирования «качественного», целостного образа реальности. К примеру, дети затрудняются анализировать реальность с помощью зрения или слуха. Я знаю взрослых ребят с аутизмом, которые при встрече обнюхивают или облизывают людей – это доступный им способ получения информации об окружающем мире.
Анна работает исключительно с маленькими детьми, подростки – это не ее профиль. Но из опыта она может ответить на главный вопрос: почему с подростками становиться особенно тяжело?

– Во всех вариантах аутизма есть общая черта – это специфический способ переработки сенсорной информации. То есть анализаторы – зрение, слух, обоняние, осязание, вкусовые рецепторы – у людей с аутизмом перерабатывают информацию иначе.

Маленький ребенок воспринимает мир через вкус и обоняние – берет предметы в рот, нюхает, узнает маму по запаху, трогает предметы. Но человек растет и развивается, и начинает познавать мир преимущественно через дистантные анализаторы – зрение и слух.

Так люди постепенно начинают формировать картину мира: мы узнаем людей, знакомые запахи и звуки, идентифицируем зрительные образы, они у нас совмещаются с каким-либо словом, знаком, обозначающим этот образ. Я знаю, что стол это стол. Он именно так выглядит, пахнет и даже звучит.

Мы одномоментно обрабатываем информацию, поступающую от разных каналов восприятия, у нас возникает целостный образ: мы одновременно видим, слышим, обоняем, осязаем. Это достаточно сложный, с точки зрения мозгового обеспечения, процесс. От всех периферических рецепторов информация собирается и поступает в мозг.

Уровень ствола головного мозга – это первая ступень обработки информации, перераспределение и направление ее в корковые отделы. Наиболее сложный уровень анализа – уровень коры головного мозга.

У людей с РАС эта первая ступенька обработки информации в стволе головного мозга, проблемная.
У них наблюдается дисфункция сенсорной интеграции, трудности формирования «качественного», целостного образа реальности. К примеру, дети затрудняются анализировать реальность с помощью зрения или слуха. Я знаю взрослых ребят с аутизмом, которые при встрече обнюхивают или облизывают людей – это доступный им способ получения информации об окружающем мире.
Вот представьте, если бы вы воспринимали мир не так, как другие. Как? Никто не знает как именно:
у каждого человека с РАС это уникальный опыт. Подчеркиваю: когда я говорю, что опыт уникальный, это не означает, что детям с РАС повезло, что они видят мир таким. Иногда это мучительно и часто ограничивает взаимодействие с миром.

Например, ребенок плохо оценивает направление, расстояние, угол, положение в пространстве движущихся предметов. А ему надо проехать в метро или прийти в школу, где по коридору быстро перемещаются дети. Или ребенок плохо дифференцирует звуки определенной высоты, они сливаются для него в болезненный шум.

И вот он идет в гипермаркет с мамой или в спортивный зал в школе с сильным эхом. Зачастую
у людей с аутизмом из-за такой сенсорной неуверенности рождается тревожное, напряженное отношение к реальности. Как следствие, появляются защитные ритуальные формы поведения, так называемые компульсии.
Вот представьте, если бы вы воспринимали мир не так, как другие. Как? Никто не знает как именно: у каждого человека с РАС это уникальный опыт. Подчеркиваю: когда я говорю, что опыт уникальный, это не означает, что детям с РАС повезло, что они видят мир таким. Иногда это мучительно и часто ограничивает взаимодействие с миром.

Например, ребенок плохо оценивает направление, расстояние, угол, положение в пространстве движущихся предметов. А ему надо проехать в метро или прийти в школу, где по коридору быстро перемещаются дети. Или ребенок плохо дифференцирует звуки определенной высоты, они сливаются для него в болезненный шум.

И вот он идет в гипермаркет с мамой или в спортивный зал в школе с сильным эхом. Зачастую у людей с аутизмом из-за такой сенсорной неуверенности рождается тревожное, напряженное отношение к реальности. Как следствие, появляются защитные ритуальные формы поведения, так называемые компульсии.
Повторяющееся действия снижают уровень тревоги, дают гарантию безопасности, предсказуемости, стабильности окружающего мира.

Чтобы открыть холодильник, нужно определенное количество раз дотронуться до его двери. Или перед тем как войти в подъезд, нужно потрогать все кнопки на домофоне. Такие ритуалы появляются, трансформируются, проходят, и на их место приходят новые.

Похожая история происходит с Ваней: перед тем, как войти в подъезд, он несколько раз поднимается
и спускается с тротуара, а чтобы сесть в машину к маме – ощупывает сидение и двери.
Повторяющееся действия снижают уровень тревоги, дают гарантию безопасности, предсказуемости, стабильности окружающего мира.

Чтобы открыть холодильник, нужно определенное количество раз дотронуться до его двери. Или перед тем как войти в подъезд, нужно потрогать все кнопки на домофоне. Такие ритуалы появляются, трансформируются, проходят, и на их место приходят новые.

Похожая история происходит с Ваней: перед тем, как войти в подъезд, он несколько раз поднимается
и спускается с тротуара, а чтобы сесть в машину к маме – ощупывает сидение и двери.

Ваня Голубович
Ване сейчас 17 лет, но он не разговаривает и страдает от эпилепсии. Ваня не может занимать себя сам – ему нужно постоянно помогать придумывать игры, задачи, дела. И гаджет в его руках – очень важная часть занятости, иначе он не сможет.

Читать всю историю
Зачем все это? Когда ты не можешь получить адекватный «сенсорный слепок» мира, то мир не является таким уж и безопасным. Он непредсказуем. И ты вынужден совершать одни и те же действия, которые защищают, дают чувство стабильности, ясности и безопасности.

Кроме всего прочего, эти сенсорные дефициты глобально влияют на социальную компетентность людей с РАС: они плохо распознают лица, многие дети понимают, что с ними рядом мама вовсе не благодаря зрению, а благодаря запаху или тактильно.

Из-за специфики работы зрительного анализатора, дети не могут прочитать эмоцию другого человека и, соответственно, выстроить адекватное эмоциональное состояние. Они плохо распознают и собственные сигналы, поступающую от своего тела. Не умеют их обозначить, локализовать, дать понять другим, что у них болит и где.

Чем старше ребенок, тем больше требований к нему предъявляет мир. Это очень важный момент про подростковый возраст. Ну ладно, ты плохо распознаешь сигналы, писаешь в штанишки или какаешь стоя в пять лет. А если тебе уже тринадцать?
Зачем все это? Когда ты не можешь получить адекватный «сенсорный слепок» мира, то мир не является таким уж и безопасным. Он непредсказуем. И ты вынужден совершать одни и те же действия, которые защищают, дают чувство стабильности, ясности и безопасности.

Кроме всего прочего, эти сенсорные дефициты глобально влияют на социальную компетентность людей с РАС: они плохо распознают лица, многие дети понимают, что с ними рядом мама вовсе не благодаря зрению, а благодаря запаху или тактильно.

Из-за специфики работы зрительного анализатора, дети не могут прочитать эмоцию другого человека и, соответственно, выстроить адекватное эмоциональное состояние. Они плохо распознают и собственные сигналы, поступающую от своего тела. Не умеют их обозначить, локализовать, дать понять другим, что у них болит и где.

Чем старше ребенок, тем больше требований к нему предъявляет мир. Это очень важный момент про подростковый возраст. Ну ладно, ты плохо распознаешь сигналы, писаешь в штанишки или какаешь стоя в пять лет. А если тебе уже тринадцать?
Люди реагируют на это по-другому. Иногда агрессивно. Да и ребенок сам острее переживает свою физиологическую, социальную некомпетентность. Меняется тело. Как это чувствует ребенок с РАС? Как нам объяснить ему все эти процессы?

Мы часто не можем понять, что у ребенка с РАС болит зуб, потому что он не может локализовать это ощущение. Ему плохо, он мычит и кричит. А мы не знаем, в чем дело. Представляете, когда речь идет
о подростковых изменениях в теле?

У людей с аутизмом никто не отменяет биохимических перестроек, которые происходят
в организме у всех. У подростков в этот период происходит самый настоящий «взрыв» – идет глобальная перестройка в развитии организма.

Маленький пример: в этот период увеличивается количество глюкозы в крови, что приводит
к всплеску активности, иногда нецеленаправленной и слабо контролируемой. Нормотипичным ребятам тоже сложно в этот период, но им помогает фронтальная кора – это отстроенные и усвоенные правила и нормы поведения.

Можно привести хорошую метафору. Лошадь решила понести всадника, но тот умеет пользоваться шпорами и кнутом. Потому что весь период жизни до критического, подросткового возраста, социальная ситуация его развития, задачи, которые он решал, работали на то, чтобы те зоны мозга (лобные доли), которые обеспечивают нам способность к регуляции поведения, зрели и развивались.

Что происходит со «всадником с аутизмом», у которого: 1) есть особенности функционирования нервной системы; 2) имеет место особая социальная ситуация развития, которая не способствует зрелости лобной коры.

Очевидно, что в подростковый период мы видим плохо поддающееся регуляции поведение, расторможенность, в том числе сексуальную. Это никак не связано с плохим воспитанием, нет. У подростком с аутизмом регуляторные системы не справляются с «напором снизу», то есть тело побеждает разум.

Задержка в формировании регуляторных механизмов, незрелость лобной коры – это и есть причина такой слабости в регуляции вегетативного компонента. Часто, именно в подростковом возрасте, мы видим срыв хрупких компенсаторных механизмов, которые помогали до этого нервной системе ребенка с РАС реализовывать свои задачи. К примеру, дебютирует эпилепсия. Поэтому в этом возрасте чрезвычайно важно бережное отношение к сенсорным нагрузкам на нервную систему. Нужно избегать «перестимуляции».
Люди реагируют на это по-другому. Иногда агрессивно. Да и ребенок сам острее переживает свою физиологическую, социальную некомпетентность. Меняется тело. Как это чувствует ребенок с РАС? Как нам объяснить ему все эти процессы?

Мы часто не можем понять, что у ребенка с РАС болит зуб, потому что он не может локализовать это ощущение. Ему плохо, он мычит и кричит. А мы не знаем, в чем дело. Представляете, когда речь идет о подростковых изменениях в теле?

У людей с аутизмом никто не отменяет биохимических перестроек, которые происходят в организме у всех. У подростков в этот период происходит самый настоящий «взрыв» – идет глобальная перестройка в развитии организма.

Маленький пример: в этот период увеличивается количество глюкозы в крови, что приводит к всплеску активности, иногда нецеленаправленной и слабо контролируемой. Нормотипичным ребятам тоже сложно в этот период, но им помогает фронтальная кора – это отстроенные и усвоенные правила и нормы поведения.

Можно привести хорошую метафору. Лошадь решила понести всадника, но тот умеет пользоваться шпорами и кнутом. Потому что весь период жизни до критического, подросткового возраста, социальная ситуация его развития, задачи, которые он решал, работали на то, чтобы те зоны мозга (лобные доли), которые обеспечивают нам способность к регуляции поведения, зрели и развивались.

Что происходит со «всадником с аутизмом», у которого: 1) есть особенности функционирования нервной системы; 2) имеет место особая социальная ситуация развития, которая не способствует зрелости лобной коры.

Очевидно, что в подростковый период мы видим плохо поддающееся регуляции поведение, расторможенность, в том числе сексуальную. Это никак не связано с плохим воспитанием, нет. У подростком с аутизмом регуляторные системы не справляются с «напором снизу», то есть тело побеждает разум.

Задержка в формировании регуляторных механизмов, незрелость лобной коры – это и есть причина такой слабости в регуляции вегетативного компонента. Часто, именно в подростковом возрасте, мы видим срыв хрупких компенсаторных механизмов, которые помогали до этого нервной системе ребенка с РАС реализовывать свои задачи. К примеру, дебютирует эпилепсия. Поэтому в этом возрасте чрезвычайно важно бережное отношение к сенсорным нагрузкам на нервную систему. Нужно избегать «перестимуляции».

Аутизм – это состояние, его нельзя включить-выключить. Нельзя сказать ребенку с аутизмом: «Достать руку из брюк, это неприлично». Это так не работает.

Аутизм – это состояние, его нельзя включить-выключить. Нельзя сказать ребенку с аутизмом: «Достать руку из брюк, это неприлично». Это так не работает.
Если мы понимаем, что аутизм это состояние, то нам стоит подумать о том:

1. Как мы можем компенсировать ребенку потребность трогать половой член с точки зрения восполнения сенсорных дефицитов;

2. Как те социальные нормы и правила, которые сверстники усваивают естественным путем, мы можем ввести в жизнь подростка с РАС.

Скорее всего, речь будет идти именно об алгоритмах действий, которые придется каждый раз запускать: «Если мама показывает эту карточку, то надо достать руку из брюк». Возможно, сжатие эспандера, слайма или поднятие гири компенсирует потребность в прикосновении к половому члену. Да, нормотипичные сверстники справляются с этим по-другому. Но этот парень, он такой. Почему бы не решать эту проблему таким путем, ведь это не его выбор. Просто так случилось, что он подросток и у него расстройство аутистического спектра.
Если мы понимаем, что аутизм это состояние, то нам стоит подумать о том:

1. Как мы можем компенсировать ребенку потребность трогать половой член с точки зрения восполнения сенсорных дефицитов;

2. Как те социальные нормы и правила, которые сверстники усваивают естественным путем, мы можем ввести в жизнь подростка с РАС.

Скорее всего, речь будет идти именно об алгоритмах действий, которые придется каждый раз запускать: «Если мама показывает эту карточку, то надо достать руку из брюк». Возможно, сжатие эспандера, слайма или поднятие гири компенсирует потребность в прикосновении к половому члену. Да, нормотипичные сверстники справляются с этим по-другому. Но этот парень, он такой. Почему бы не решать эту проблему таким путем, ведь это не его выбор. Просто так случилось, что он подросток и у него расстройство аутистического спектра.
Читать следующее интервью: Эмилия Мезина, невролог
Made on
Tilda